Лапник на правую сторону - Страница 10

Вольский знал, но ничего этой стерве не ответил. Он больной человек. Ему плохо, его надо жалеть, тем более, он за это деньги платит. А то за свои же деньги он должен гадости выслушивать…Стерва и есть.

Больше всего Вольскому хотелось, чтобы стервозная медсестра положила ему на лоб прохладную ладонь. Но не мог же он просить об этом. Он никогда ни о чем не просил. С тех пор, как вышел из детсадовского возраста. Поэтому Вольский только презрительно скривился, и отвернулся.

Соне сделалось его жалко. Вольский похож был на первоклассника, который изо всех сил старается быть мужчиной и не разреветься. Соня наклонилась к нему, и заговорила, как с ребенком, сдуру наглотавшимся мыла.

– Поймите, – сказала она – Вы сейчас мой пациент. Я обязана выполнять все предписания лечащего врача. Потому что отвечаю за ваше здоровье. Ну не могу я вам телевизор разрешить, правда, не могу. Завтра спрошу у Бориса Николаевича, может, он позволит Федору Ивановичу читать вам газеты. А сейчас надо поспать.

Договорив, она подумала минуточку, и неожиданно положила прохладную ладонь Вольскому на лоб. В конце концов, это был ее пациент. И в Сонины обязанности входило всеми силами стараться облегчить его страдания. Ничего личного. Просто такая работа.

Вольский покрепче зажмурился, и притворился, что спит. Вскоре он действительно заснул.

…В час ночи Соня налила две кружки кофе – себе и водителю Федору Ивановичу, который обосновался на диванчике в коридоре и вплоть до выздоровления Вольского никуда отсюда трогаться не собирался.

– Как я его одного оставлю? – неизменно отвечал он на предложения пойти поспать в гостиницу или посетить пельменную на другой стороне улицы – А вдруг ему что понадобится?

В принципе, на случай, если Вольскому что-нибудь понадобится, при нем неотлучно находились врач или медсестра, плюс на этаже дежурили двое охранников. Но их Федор в расчет не брал.

– Что охрана? – говорил он – Охрана – чужие люди, пришли, ушли. А я при нем десять лет.

В итоге упрямый водитель так и сидел на диване, периодически задремывая и изредка отлучаясь в уборную. Обложившись мобильными телефонами, он отвечал на звонки друзей и родственников Вольского, ругался с его заместителями, которые пытались достать патрона по каким-то рабочим вопросам, объяснял, что надо иногда своей головой думать, а то вгонят начальство в гроб, кто им тогда станет зарплату платить?.. В промежутках между руганью с заместителями и утешением родственников, Федор хлебал супчик, который ему приносила с больничной кухни сдобная Полина Степановна и читал газеты.

Соня вынесла водителю кофе, вернулась в палату, и снова принялась за чтение. Горничная как раз обнаружила труп в саду, когда дверь скрипнула.

– Чего ему еще-то надо? – подумала Соня, решив, что это снова Федор – Кофе дали, теперь печенья хочет, что ли?

Она подняла голову. Это был не Федор. Незнакомая медсестра пропихивала в дверь дребезжащую тележку со шприцами.

– Простите, вы, наверное, ошиблись, – сказала Соня.

– Вольский здесь лежит? – весело спросила медсестра.

– Здесь, – ответила Соня.

– Укольчики! – радостно возвестила медсестра, и покатила тележку к постели.

– Погодите! – Соня загородила ей дорогу – Какие уколы?

– Кетаминчик, – еще более жизнерадостно сообщила медсестра.

– Кетамин Аркадию Сергеевичу уже кололи сегодня. У него свой лечащий врач, он делает все назначения. Я – медсестра Аркадия Сергеевича, и отвечаю за то, чтобы эти назначения выполнялись. Так что спасибо большое, но уколы ему не нужны.

– Так у меня тоже назначение, – объяснила медсестра – Его главврач наш смотрел, Валентин Василич, вот, прописал, сами по журналу можете посмотреть.

– С Валентином Васильевичем мы завтра этот вопрос решим, – пообещала Соня – А сейчас давайте я вам подпишу отказ от уколов, если надо, и можете заниматься другими пациентами.

– Мне-то что… – пожала медсестра плечиком – Меньше народу – больше кислороду.

И удалилась вместе со своей тележкой. Больше до утра никто Соню не беспокоил. Книжка почти закончился, когда дверь снова распахнулась, и, громыхая ведрами, в палату протопало несуразное существо в белом халате, длинные полы которого были заткнуты за пояс, что б не волочились.

Существо было приземистое, исключительно кривоногое, патлатое. Лохмы прикрывала сестринская шапочка, из-под которой волшебное создание пучило на Соню темные, как спелая вишня, глаза. Один глаз то и дело закатывался под лоб, но потом возвращался на место.

Прошлепав в дальний угол, оно грохнуло ведра на пол, плюхнуло рядом мокрую тряпку, и принялось возюкать ею в разные стороны.

– Чистота против микроба необходима находящимся на излечении, – бормотала косоглазая кривоножка себе под нос – Таня моет, Таня санитар… Таня-санитар махала тряпкой все энергичнее, пока, наконец, не своротила ведро, споткнувшись об него. Вода тут же залила полпалаты. На шум вбежала сдобная Полина Степановна, всплеснула руками, и заставила Таню-санитара немедленно подтереть лужу, после чего скрыться с глаз долой и более сегодня не показываться.

– Извините, – сказала Полина Степановна Соне, поджимавшей под себя ноги в промокших тапках – Кикимор – он и есть кикимор, ничего по-человечески делать не научится.

– Зачем вы так? – удивилась Соня – Она старается. Что уж так сразу кикиморой ругать?

– Та кто ругает-то? – пожала пухлым плечиком Полина – Кикимор и есть. Ее в лесу нашли, при больнице выросла. Кто ж она по-вашему?

– По-моему – несчастная девушка, – честно ответила Соня – Вы же медработник, неужели синдром Дауна не узнаете? Родители пили, по всей видимости, вот вам санитар Таня и получилась.