Лес становился все гуще. Под ногами жирно чавкало – видно, подо мхом здесь было болото. Дуся на всякий случай подобрала суковатую ветку, и тыкала ею перед собой, прежде, чем сделать шаг. Где-то она читала, что так по болоту ходить безопаснее.
Виктор Николаевич остановился, осмотрелся, и, удовлетворенно крякнув, указал пальцем на сосну, ствол которой был невообразимым образом перекручен и завязан, как оказалось при ближайшем рассмотрении, совершенно правильным морским узлом.
– Нам сюда. Теперь уже недалеко.
На сосне прибита была потемневшая от времени табличка с изображением какой-то рогатой скотины – то ли коровы, то ли козы, наверняка не скажешь.
– Что это? – спросила пытливая Слободская Виктора Николаевича.
– А… – махнул он рукой – Мракобесие сплошное. Народ у нас очень суеверный, вот и прибили доску с чертом, чтобы не ходил никто.
– Куда не ходил?
– Да на чертово кладбище, – без особого энтузиазма пояснил Виктор Николаевич.
Дусе пришлось потратить не менее получаса и задействовать все свое обаяние, чтобы заставить Виктора Николаевича рассказать о чертовом кладбище подробнее. В итоге усилия ее были вознаграждены. Веселовский поведал, что, мол, есть в лесу одна поляна, там часто выходят на поверхность болотные газы и деревья растут очень странным образом. Вот она и считается в народе гиблым местом. Раньше через эту поляну проходила дорога на дальние выпасы, но после того, как два года подряд коровы вымирали от эпидемии ящура, тропу перенесли на три километра западнее.
– И что? – спросила Дуся – Коровы после этого болеть перестали?
– Перестали, конечно, – ответил Виктор Николаевич, желчно усмехнувшись – Как раз в это время в районе всполошились, что эпидемия перекинется на соседние поселки, и прислали ветеринара с большим запасом вакцины. Так что животные, конечно же, больше не болели.
– Слушайте, а тут действительно, что ли, кладбище было? – спросила Дуся, вспомнив нудное исследование местного краеведа.
– Да было вроде бы, старое какое-то… – пожал плечами Веселовский – Точно, было! Бабка моя рассказывала, там когда-то колдуна, что ли, похоронили. Когда я маленький был, она меня в лес с собой брала, но в эту сторону и сама не ходила, и мне не разрешала. Вроде как этот колдун иногда из земли встает и бродит. Кто его встретит – немедленно сойдет с ума или упадет замертво. Говорю же, мракобесие.
Миновав кривую сосну и перепрыгнув узкий ручеек (среди местного населения известный, как река Смородина), они оказались на краю довольно большой поляны.
Ее окружала березовая рощица, не вполне, правда, обычная. Деревья стояли наклонно, тянулись к центру поляны, словно пытаясь накрыть чертово кладбише, заслонить от мира. Кое-где березки поврастали верхушками в землю, образовав некое подобие живых арок.
Все чертово кладбище поросло мяконьким шелковистым мхом ядовито-зеленого цвета, но его почти не было видно из-за густого тумана, закрывавшего всю поляну. Туман этот не стлался по земле, а перекатывался у поверхности плотными белыми клубками. Словно невидимые дети катали шары для снежной бабы.
– Тут где-то родник есть, – сказал Виктор Николаевич – Во-он, видите, затес, навроде шалашика? По-моему, это как раз над родником поставили. От него и туман идет.
Поляна выглядела тихой, мирной, идиллической. Тишина была кругом – ни ветка не хрустнет, ни птица не защебечет. «Колоритное местечко, – подумала Дуся, расчехляя фотоаппарат – В самый раз для статьи». Она остановилась, навела резкость, щелкнула затвором. Туман вокруг заклубился гуще, пополз вверх, лизнул руку. Дусе сделалось неприятно. Захотелось поскорее убраться отсюда. Она торопливо сделала несколько кадров, и, отряхиваясь, словно кошка, наступившая на снег, заспешила за Виктором Николаевичем, который уже тянул ее дальше, мимо туманной поляны, в глубину леса.
– Идемте, Анна Афанасьевна, – твердил он – Тут уже недалеко, но сейчас рано темнеет, так что надо поторопиться.
Идти действительно было недалеко. Минут через двадцать, кое-как продравшись через колючий подлесок, они вышли к небольшой полянке, поросшей по краям молодым ельничком. Елочки были маленькие, пушистые, будто сошли с рождественской открытки. Однако, ничего примечательного Дуся на поляне не заметила.
– Пришли! – объявил Виктор Николаевич – Видите, вон там дерево с развилкой наподобие трезубца? Как раз возле него я нашел аппарат Савского.
А вон там, глядите, как раз посередине поляны, следы приземления!
Веселовского было не узнать. Щеки его горели молодым румянцем, и не верилось, что этот полный энергии человек каких-то полчаса назад по-стариковски кряхтел, продираясь через малинник, одышливо просил Дусю идти помедленнее.
Следы приземления представляли собой небольшую выгоревшую проплешину. На черном пятачке тонким слоем лежал пепел, нежный, как сахарная пудра. Вокруг торчали обрубки низкорослых елочек, срезанных почти под корень.
– Видите, след от сопла, – затараторил Виктор Николаевич, тыча подобранной по дороге веткой в черную плешину – Они, я думаю, не приземлялись, в смысле, что не садились на поляну, просто зависли над ней. Это на фотографии очень хорошо видно. Вот здесь, где выжженный след, било пламя из дюз. Посмотрите, как низко опустились: почти к самой земле. Видите, вокруг елки обломаны? Это, скорее всего, была вращающаяся модель корабля, есть сведения о таких, они передвигаются за счет центробежной силы. Что-то наподобие гигантского волчка. Конечно, когда этот волчок опустился, все елки и снесло. Раскидало, наверное, по лесу.