Лапник на правую сторону - Страница 49

Еще некоторое время Веселовский разбирал по косточкам Горбунка с Марса. А затем перешел к проблемам родного города. Переосмыслив народные сказки и выяснив, что лежит в основе деревенских суеверий, он понял, что в окрестностях Заложного давным-давно живут инопланетяне. И давным-давно экспериментируют на ничего не подозревающих местных жителях. Даже оборудовали специальный портал, чтобы быстро и незаметно переправлять людей и животных в свои лаборатории. Своего рода нуль-переход. Больше того: Веселовский теперь точно знает, где они этот переход устроили.

– Помните, Анна Афанасьевна, мы с вами в лесу были, в экспедиции? Так там масса странного происходит. Прежде я списывал это на пьяные байки и бабские суеверия, но теперь вижу, что подобные рассказы имеют совершенно реальную основу инопланетного происхождения. Взять хоть чертово кладбище. Я проявил снимки, которые сделал по дороге. И что же? Всюду над вашей головой – амебообразные сгустки. Что это, как не шпионы, сопровождающие нас на пути к разгадке тайны? Известно же, что некоторые инопланетные сущности невозможно увидеть невооруженным глазом. Зато они становятся видимыми на фотоснимках! А сколько загадочных, казалось бы, случаев происходило в этом месте. Сколько рассказывают о нем! Не зря же оно имеет славу нехорошего, гнилого! Вот падеж скота, например. Что это? Эпидемия? Нет! Это – следствие экспериментов. Заражение неизвестной смертельной болезнью, вот что это такое! В этом месте происходят и другие странные явления. Мне рассказывали, что охотники не хотят там ставить капканы, потому что недели через три проволока в них истончается, будто тает. И животные с легкостью ее разрывают. А один охотник, говорят, гнал по лесу лося и вышел на эту поляну. И что же? Лось вскочил на холмик над родником, вдруг загорелся и провалился. Жар был такой, что охотнику бороду опалило!.. Вы знаете, что на этот родник ходят за водой наши деревенские бабки, когда на кого-то надо наговорить? Считается, если сварить на такой воде щи и подать мужу, например, как муж помрет через неделю. Но бабки на родник ходить не любят – самой можно помереть. Знаете, почему еще туда не любят ходить? Бабки говорят, бывало, люди натыкались на Ягу на поляне.

«О господи! – подумала Дуся, совершенно оглушенная натиском идейного Веселовского – И занятный же городок это Заложное! И тебе КГБ там экспериментирует, и инопланетяне… Хуже Нью-Йорка».

Нью-Йорк, по глубокому убеждению Слободской, был в этом отношении самым удивительным городом на планете Земля, потому что если верить мифологии кинематографа, там мирно сосуществовали человек-паук, люди Х, ниндзя-черепашки и еще море другой живности, включая бэтмена и супермена. Оставалось удивляться, как там находится место для рядовых граждан. А теперь вот выясняется, что и родная провинция не лыком шита. Наш ответ Чемберлену.

Глава 27

Проработав полдня, Соня Богданова поняла, что смертельно устала и больше всего на свете хочет сейчас даже не поехать домой, а немедленно там оказаться. Как было бы чудесно: хлопнул в ладоши – и никакого тебе метро, никакой слякоти под ногами. Раз – и дома. При этом сразу же в постели, под теплым одеялом, в шерстяных носках. И чтобы кружка крепкого чая под рукой, и впереди – два выходных.

Ничего менее реального она, осторожная в желаниях и недалекая в мечтах, не хотела, пожалуй, никогда. Ну, разве в глубоком детстве. Перед тем, как оказаться дома, ей предстояло отработать еще пятнадцать часов, не поспать ночь, обойти сорок восемь человек в двенадцати палатах. После этого – час на метро, двадцать пять минут в маршрутке, а затем – награда герою: пустая квартира, ветер по полу, чувство, что ты одна на свете, и жизнь утекает между пальцев, а вместо крови по жилам бежит ледяная вода. Славно, что и говорить.

Когда на часах в коридоре появились большие зеленые цифры «девять, ноль, ноль», Соня поверить в это не могла. К шести утра она совершенно четко поняла: эта ночь не кончится никогда. Возможно, она уже умерла, и попала в свой персональный ад, где вся вечность – это одно нескончаемое ночное дежурство среди стонущих больных, а на часах навсегда пять утра, худшее на свете время, когда на тебя наваливаются все печали мира.

Но, как выяснилось, паниковала Богданова напрасно. Девять утра наступило в положенный срок, и она поверила, что в обозримом будущем окажется дома, в койке. Соня совсем уже, было, взбодрилась, но тут заглянула в ежедневник, и взвыла. Она и забыла совсем, что к половине одиннадцатого надо ехать на дом к пациенту делать уколы и ставить капельницу.

– Черт бы меня взял! – подумала Соня – Нет, ну черт бы меня взял!

Она никогда не отказывалась подработать. Ни разу с шестнадцати лет. Денег вечно не хватало, и отказываться было никак нельзя. Пару дней назад позвонил Валерка Драгунский, тот самый Валерка, который сосватал ей Вольского. Драгунский спросил, не нужен ли приработок. Соня привычно отсалютовала, записала адрес, и теперь вот очень не кстати выяснилось, что пора по этому адресу ехать.

Дипломированная медсестра Богданова тяжело вздохнула, и потащилась к метро. Там, конечно же, было битком. Кое-как втиснувшись в вагон, Соня повисла на поручне. В спину ей тут же впился угол портфеля, который прижимал к груди сальный мужик в кожанке и при галстуке. Мужик навис над плечом, жарко задышал луком. Соню замутило, но подвинуться было некуда, и она, стараясь дышать ртом, попыталась сосредоточиться на том, сколько получит за двухнедельный курс уколов на дому, и на что заработанные деньги потратит. Мысленно Соня уже выбирала в магазине бытовой электроники новый пылесос, когда объявили, что двери закрываются, и следующая станция – Охотный ряд. Она спохватилась, что надо же было выходить, пнула лукового мужика, выскочила в последний момент. Двери мстительно прихлопнули подол пальто, и Соня еле выдернула его. Остановилась на перроне, пытаясь сообразить, в какую сторону лучше выйти, и тут у нее поплыло перед глазами: на скамейке в углу платформы сидел товарищ из заложновской больницы. Тот самый, который так напугал ее в первую ночь дежурства. С толстым, шитым синими нитками швом от горла до паха. Он был завернут в одеяло, смотрел на Соню своими бельмами и скалился. Озноб прошел по спине, сердце тоскливо сжалось.